И снова этот сон... собака и Пилат,
Качаются весы, на правой - полнолунье.
На левой - мой хитон и Гефсиманский сад.
Фемида, не терзай, бесстыдная молчунья.
Оливкой в темноте играет звездочёт,
Он знает наперёд, насквозь и наизнанку,
Он видит - смерти нет, и всё ж она придёт
К бессмертью на кресте и к ночи на Лубянке.
О Гефсиманский сад! Предтеча новостей,
В которых свет - не свет, разбитое корыто.
Но сжалится мудрец над картою моей,
И вместо палача покажет Маргариту.
Надежда залетит ко мне в больной рассвет,
И сядет на весы иллюзией спасенья...
В удаче и в судьбе, наверно, Бога нет -
Он только в доброте, способной на прощенье.
vot xajut nyne vse stixotvorcy M.B., a vy, vizhu, staryh poniatyj poet...
vot, dumaju, napisal-by kto reministencij kuchu k A.Platonovu... poklonilsia by v nogi Takomu...
Бог в справедливости. Фемиде нечего стыдится, точно мудрецу – сжалится...
стих детский довольно, довольно всё происходящее в нём, по детский, а присутствующие в стихе архетипы, образы эти, ни как не въезжают в тот детский лад.
Гефсима́нский сад — в настоящее время небольшой сад (47 x 50 м) в Гефсимании, традиционно почитается как место моления Иисуса Христа в ночь ареста. Здесь растут восемь очень древних олив, возраст которых, по некоторым данным, превышает 2000 лет.[2][3] В евангельские времена так называлась вся долина, лежащая у подошвы Елеонской горы и гробницы Богородицы.[4]